Лора Инглз Уайлдер - На берегу Тенистого Ручья [На Тенистом ручье]
Пока Мэри и Лора любовались покупкой, появилась Нелли Олсон в меховой пелеринке с капюшоном.
— Хелло! — сказала она и презрительно фыркнула при виде синей шерсти. — Для деревни это, конечно, в самый раз. Вы лучше поглядите, в чем хожу я! Тебе небось тоже нравится моя пелеринка, Лора, да только твой папа тебе такую не купит. Он ведь не лавочник.
Лоре очень хотелось хорошенько отколотить Нелли, но она, конечно, не посмела. Она так рассердилась, что не могла сказать ни слова, и только повернулась к Нелли спиной, а та со смехом вышла из лавки.
Мама купила теплое сукно на пальто для Кэрри, а папа — бобы, кукурузную муку, соль, сахар и чай. Осталось только наполнить керосином жестянку и зайти на почту. Между тем похолодало, и Инглзы быстро поехали домой.
После обеда мама развернула покупки, и все еще раз полюбовались красивой шерстью.
— Я постараюсь как можно скорее сшить вам новые платья, — сказала мама. — Теперь, когда вернулся папа, вы опять начнете ходить в воскресную школу.
— А где же та серая шерсть, что ты присмотрела на платье себе? Разве ты ее не купила? — спросил папа.
Мама покраснела, опустила голову, а потом сердито сказала:
— А где твое новое пальто, Чарльз?
Папа смутился.
— Ты же знаешь, что этим летом, когда саранча вылупится из яиц, она опять сожрет весь урожай, а смогу ли я найти работу, это еще неизвестно. А пальто у меня еще совсем целое.
— Так я и знала, — улыбнулась мама.
После ужина, когда стемнело и в комнате зажгли лампу, папа вынул из футляра скрипку и с удовольствием ее настроил.
— Вот чего мне все время недоставало, — сказал он, обвел всех взглядом и заиграл.
Сначала он сыграл «Когда Джонни возвращался домой», «Моя славная девочка ждет меня дома», потом спел «Родной дом в Кентукки», «Река Сувонни», а напоследок все вместе под аккомпанемент скрипки спели:
Есть много прекрасных дворцов и хором,Но нам-то милее скромный наш дом.Пусть он невзрачен — но мы не найдемМеста прекрасней, чем дом.
Сюрприз
Зима опять выдалась теплая и бесснежная, но дули холодные ветры, и маленьким девочкам разумнее всего было сидеть в уютном доме.
Папы по целым дням не было. Он привозил бревна, рубил дрова, уходил далеко вверх по берегам замерзшего ручья, где никто не жил, и ставил там капканы на ондатру, выдру и норку.
По утрам Мэри с Лорой сидели за своими учебниками, а после обеда мама спрашивала у них уроки. Она сказала, что они хорошо учатся, и когда снова вернутся в школу, то увидят, что не отстали от своих классов.
Каждое воскресенье они ходили в воскресную школу. Нелли Олсон по-прежнему хвастала своей меховой пелеринкой. Лора не забыла, что Нелли сказала про папу, и внутри у нее все горело. Она знала, что это нехорошо и что если она не простит Нелли, то никогда не превратится в ангела. Она все время думала о красивых ангелах на картинках в большой Библии, которая лежала дома. Но ангелы были одеты в длинные белые ночные рубашки. Ни у кого из них не было меховой пелеринки.
Самым счастливым воскресеньем было то, когда преподобный Олден приехал в церковь из Восточной Миннесоты. Он долго читал проповедь, а Лора глядела в его добрые голубые глаза и надеялась, что, когда проповедь кончится, преподобный Олден с ней поговорит. Так оно и случилось.
— Мои славные деревенские девочки, Мэри и Лора! — сказал преподобный Олден. Он даже запомнил, как их зовут. — Какое у тебя красивое платье, Лора! — заметил он.
В этот день Лора надела новое платье. Юбка у него была длинная, рукава тоже, и поэтому рукава ее старого пальто казались еще короче, но зато из-под них выглядывали манжеты, обшитые чудесной красной тесьмой.
В этот день Лора почти простила Нелли Олсон. Но в следующие воскресенья преподобный Олден оставался у себя в церкви далеко на Востоке, а в воскресной школе Нелли Олсон задирала нос перед Лорой и нарочно выставляла напоказ свою меховую пелеринку, и Лору опять бросало в жар от ярости.
Однажды после обеда мама сказала, что сегодня уроков не будет, потому что они все поедут в город. Лора и Мэри очень удивились.
— Но мы же никогда по вечерам не ездим в город! — воскликнула Мэри.
— А сегодня поедем, — отозвалась мама.
— Но почему, мама? Зачем нам сегодня ехать в город? — спросила Лора.
— Это сюрприз, — отвечала мама. — А теперь хватит вопросов. Мы все должны принять ванну и принарядиться.
Был будний день, но мама внесла в кухню корыто и согрела воду для Мэри. Потом в корыто налили свежую воду для Лоры, а потом для Кэрри. Девочки еще никогда так старательно не мылись. Потом они надели чистое белье, начистили ботинки, заплели косы и завязали банты. Мэри с Лорой просто лопались от любопытства.
После раннего ужина папа искупался в спальне, а Лора и Мэри нарядились в новые платья. Задавать вопросы было бесполезно, и поэтому они их больше не задавали, но все еще удивлялись и шептались.
В кузове фургона лежало свежее сено. Папа посадил туда Мэри с Лорой и закутал их одеялами, а сам вместе с мамой уселся на сиденье и поехал в город.
На темном небе поблескивали мелкие холодные звезды. Копыта лошадей гулко стучали, колеса громыхали по замерзшей земле.
Но папе послышалось еще что-то.
— Стой! — сказал он, натягивая вожжи.
Сэм и Дэвид остановились. Вокруг было очень тихо. Огромную холодную тьму тут и там пронизывали звезды. Вдруг в тишине раздался какой-то мелодичный звук. Всего две ноты, но эти две ясные ноты звучали снова и снова.
Никто не шевелился. Только Сэм и Дэвид звякали уздечками и сопели. А две ноты — низкие, ясные и чистые, — все звенели и звенели. Казалось, это поют сами звезды.
— Пожалуй, пора ехать, Чарльз, — тихо сказала мама, и фургон покатился дальше. Но даже громкий стук колес не мог заглушить эти ритмичные звуки.
— Что это, папа? — спросила Лора, и папа ответил:
— Это новый церковный колокол.
Ради этого колокола папа ходил в старых залатанных сапогах.
Весь город, казалось, уснул. Темные лавки остались позади. Вдруг Лора вскричала:
— Ой! Посмотрите на церковь! Какая она красивая!
Церковь была залита светом. Свет лился изо всех окон и вспыхивал в дверях, когда кто-нибудь открывал их, чтобы войти внутрь. Лора чуть не выскочила из-под одеяла, но вовремя спохватилась, вспомнив, что, пока фургон не остановится, вставать на ноги нельзя.
Папа подъехал к церкви, помог всем вылезти из фургона и велел заходить внутрь, но они остались на холоде, ожидая, пока он накроет попонами Сэма и Дэвида, и только тогда вошли все вместе.
Едва переступив порог церкви, Лора от изумления разинула рот, широко раскрыла глаза и схватила за руку Мэри. Когда все уселись, она смогла наконец насмотреться всласть.
Перед рядами скамеек стояло дерево. Вернее, Лора решила, что это должно быть дерево, потому что, хотя у него был ствол и были ветки, такого дерева она никогда раньше не видела.
На тех местах, где летом, наверное, бывают листья, висели пучки и длинные полоски тонкой зеленой бумаги. Среди них пестрело множество мешочков из красной москитной сетки. Лора была почти уверена, что видит в них леденцы. С веток свисали пакеты, завернутые в красную, розовую, желтую бумагу и перевязанные разноцветными тесемками. Кое-где виднелись шелковые шарфы. С одного сучка свисала пара красных рукавичек, пришитых к шнурку, который надо вешать на шею, чтобы рукавички не потерялись. На другом сучке висела пара туфель, привязанных за каблуки. И все это было перевито длинными гирляндами из нанизанных на нитки зерен воздушной кукурузы.
Под деревом лежали и стояли всякие вещи. Лора разглядела блестящую рубчатую стиральную доску, деревянный ушат, маслобойку, новенькие дощатые санки, большую лопату и вилы с длинной рукояткой.
От волнения Лора не могла говорить. Все крепче и крепче сжимая Мэрину руку, она подняла вопросительный взгляд на маму. Мама улыбнулась и сказала:
— Это рождественское дерево. Правда, красиво?
Мэри и Лора, не сводя глаз с чудесного дерева, молча кивнули.
Они даже не удивились, когда узнали, что настало Рождество, хотя совсем его не ожидали — ведь еще не выпало достаточно снега. Вдруг Лора заметила самую чудесную вещь из всего, что было на дереве. На самой верхушке висела меховая пелеринка, а чуть пониже — меховая муфта.
Рождественскую проповедь читал преподобный Олден, но Лора молча смотрела на дерево и не слышала, что он говорит. Все встали и запели. Лора тоже встала, но петь она не могла. Из ее горла не вырвалось ни звука. Ни в одной лавке на свете не увидишь столько чудесных вещей, сколько на этом дереве.
Когда закончилось пение гимнов, мистер Тауэр и мистер Бидл стали снимать с дерева пакеты и читать написанные на обертках имена, а миссис Тауэр и мисс Бидл ходили по проходу и раздавали пакеты тем, чьи имена были на них написаны.
